Я работаю с детьми, от которых отказались
Каждый год в роддомах Екатеринбурга родители отказываются от детей. Причины разные: тяжелые пороки, ВИЧ, трудности с деньгами. Порой матери подписывают отказ, а порой бегут из роддома, и начинается длительная процедура поиска и восстановления документов. Все это время младенцы проводят в детских больницах — восьмой, одиннадцатой и пятнадцатой. Все это время им нужны уход, забота и обычная ласка — без них у детей развивается «синдром белого потолка», они отстают в развитии, поздно начинают разговаривать.
Чтобы ухаживать за детьми, больницам нужны няни. Своих волонтеров на эту службу отправляют разные благотворительные организации: например, «Аистенок» находит волонтеров и платит им зарплату, 15 тысяч в месяц. В минувшее воскресенье, 26 февраля, в Екатеринбурге прошел благотворительный фестиваль и гараж-сейл «Благомаркет», где на оплату работы социальных нянь собрали 585 тысяч 211 рублей. The Village поговорил с женщинами, которые выполняют эту работу, о том, как они нашли свое призвание и как относятся к детям.
Юлия Ефремова
Няня в детской больнице № 11
После школы в начале двухтысячных я поступила в медицинский колледж. Ситуация в больницах была тяжелая — ни лекарств, ни ухода за больными. Я пришла на практику, и у меня волосы встали дыбом. Работать в медицине так и не смогла — поняла, что не выдержу эмоциональной нагрузки.
Я окончила экономический институт, работала менеджером по продажам в сфере фитнеса и за десять лет выросла до руководителя небольшого фитнес-центра. Параллельно, лет пять или шесть назад, приняла ислам, вышла замуж и уехала с мужем-госслужащим за двести километров от Екатеринбурга, в область. Там занималась домом. Спустя три года мы вернулись в город, но работать в сфере фитнеса я уже не могла. Наша вера подразумевает определенный круг общения, определенную гармонию. С одной стороны, исламская женщина на работе должна приносить максимальную пользу обществу, с другой — эта работа должна быть дозволенной, исключать лишние контакты, особенно с мужчинами.
Устроиться волонтером помогла двоюродная сестра, которая давно работает в «Аистенке». Однажды летом она сказала, что в одиннадцатую детскую больницу требуется няня. Рассказала, что это непростая работа, что дети бывают сложные и больные и как иногда психологически тяжело. Но я живу рядом, люблю детей и хочу завести своих, и муж был не против такой работы. Так уже два с половиной года я работаю волонтером в больнице.
О подопечных
Когда я впервые пришла в больницу в июне 2014-го, настроилась на работу, на здоровый медицинский цинизм: я не буду их жалеть, иду помогать чем могу. На деле оказалось, что детям не хватает элементарной заботы, что нужно их переодеть, искупать, покормить, поиграть. Медсестер две, детей — десять, они едят каждые три-четыре часа. Ты приходишь, и каждому ребенку достается чуть больше внимания.
Часто я одновременно ухаживаю за 16-17 детьми младше трех лет. Условно их можно разделить на три группы: первые живут в детских домах, а когда тяжело заболевают, детдом не может справиться своими силами и отправляет малышей в больницу. Вторых приводят социальные службы — это дети, которых нашли на улице или изъяли из семьи. Изредка сами матери отдают детей на время. По закону, семья в сложной жизненной ситуации может передать ребенка в детдом или больницу на срок до полугода. Социальных сирот — больше половины.
Третья группа — это младенцы. Новорожденные отказники проводят в роддоме около месяца, затем попадают к нам. Если ребенок здоровый, его моментально усыновляют, минуя детский дом. Часто это вопрос нескольких дней, недель: за месяц после рождения потенциальные родители успевают собрать документы и пройти школу приемных родителей. Малыши с отклонениями попадают в детские дома, с тяжелыми заболеваниями — остаются в больницах.
Аня
Аня провела у нас почти год. Она родилась недоношенной и с такими пороками, что мы не могли передать ее в детский дом. Профессор приходил к Ане с комиссией и говорил, что такие не живут — это чудо. В горле у ней была трубочка, трахеостома, она непрерывно была на кислороде и капельницах. Питалась через зонд, не держала голову, не говорила и практически не росла. Даже плакать не могла, потому что нет голоса, но могла улыбаться. У таких детей нередко поражен мозг и они лежат без сознания, но Аня отлично соображала.
Она видела и слышала, когда я заходила в палату, помнила меня, знала, в какое время будет есть и принимать лекарства. Я разговаривала с ней и иногда брала на руки, когда было поменьше трубочек. С Аней у нас день рождения в один день, 7 июля. В сентябре она умерла.
Лера
Лере два года и девять месяцев, ее забрали у мамы уже во второй раз и, скорее всего, отдадут в детдом. Это может затянуться на несколько месяцев: дети, изъятые из семьи, лежат в больнице до полугода. Сначала мать не хочет отдавать, но ее все же лишают прав после серии экспертиз. Затем выясняется, что у ребенка есть папа, и начинают искать папу. За это время дети становятся нам словно родными.
Лера попала в больницу вместе с девятимесячным братом, и мы вместе о нем заботимся. Физически дети здоровы — я их кормлю завтраками и обедами, которые привозят в палату в контейнерах, включаю детские песенки и сказки, беру на колени. Лера очень умная, любит рисовать, лепить, читать. А еще разговаривает. Недавно меня не было в больнице четыре дня, я зашла в палату к Лере и слышу: «Я тебя потеряла». У меня был шок, прямо до мурашек.
К таким детям прикипаешь. Некоторых я сама отвожу в детский дом как сопровождающая, случается всякое: вцепляются, ревут. Помню практически всех детей, с которыми работала за эти два с половиной года.
Ромка
В больницах волонтеры подписывают бумагу о неразглашении. С государственными детьми все строго: с ними нельзя фотографироваться, нельзя называть фамилий. Но иногда удается встретить бывших подопечных.
Когда я устроилась няней, Роме было около года. Он ходил, но был очень худеньким, в горле трахеостома. Белокурый, голубоглазый, активный и улыбчивый ребенок: бегал по кроватке, научился есть через трубочку.
Однажды я отводила двух маленьких сестер в детский дом и увидела на стене фотографию Ромки. Выяснилось, что его усыновили и увезли в Германию, сняли трахеостому, восстановили дыхание и связки, глотательную функцию. Такая операция сложная и стоит около полутора миллионов, но у семьи Ромы все получилось. Я плакала.
О родителях
Детей, которых изъяли из семьи по ошибке, всегда видно. Они не тянутся за лаской, скучают и плачут, особенно в праздники. Ребенку полгода, а он скандалит, может не есть сутками, пока его не заберут. Мы для него чужие. Обычно таких детей быстро забирают обратно: родители собирают все справки, исправляют ошибки.
Малыши из действительно неблагополучных семей невероятно реагируют на тепло. Едва повернешься к ним и улыбнешься — вцепляются и не отпускают, благодарят глазами. Такие дети поступают затюканными, с неврологическими проблемами, а в больнице расцветают. Получается, социальные службы приняли верное решение.
Бывает, что мы встречаем их родителей. Некоторые мамочки чувствуют свою вину и благодарны нам, а у некоторых включается защитная реакция, агрессия: «Почему ребенок похудел? Почему сопли?». Пока их лишают прав приходят, плачут, а потом пропадают. Чаще всего от детей отказываются русские, реже в больницу попадают дети от смешанных браков. А вот усыновлять приходят все: русские, киргизы, цыгане.
О судьбе каждого ребенка в больнице можно снимать кино. Одна женщина вступила в старообрядческую общину, вышла замуж, родила девятерых детей. Позже сбежала из леса с одним из детей и поехала на поезде искать бога. В Екатеринбурге ее прямо из вагона отправили в психоневрологический интернат, а ребенка к нам. По закону, дети без медицинского полиса, но с родителями лежат в палате бесплатно три дня. Дальше их пребывание в стационаре оплачивает больница, персонал. Конечно, когда за ребенком приехал отец-старообрядец, никаких полисов у него не оказалось. Он забрал жену и ребенка и уехал обратно в Сибирь.
Фатима Алиева
Няня в детской больнице № 8
Я приехала из Дагестана два года назад. Окончила там исторический факультет вуза, но поработать не успела — пришлось переехать с мужем в Екатеринбург. Год я адаптировалась, а потом на странице благотворительного фонда «Баракят», где общаются мусульманские девушки, встретила объявление Юли. В «Аистенке» искали волонтеров в восьмую больницу. Она на Вторчермете, всем было далеко, а я оказалась готова ездить.
Я отправилась в больницу и осталась там, влюбилась в детей. Муж был не против, родители тем более. Говорят: «Хорошо тебе, сюсюкаешься с детьми, а еще и деньги платят». Работаю, как и другие волонтеры, 25 часов в неделю. Обычно прихожу на пять часов каждый день, кроме субботы и воскресенья.
В восьмой больнице дети не такие тяжелые, как в одиннадцатой. Туда поступают малыши из родильных домов, бывают месячные. Больных с утками у нас нет: можно играть, брать на руки, гладить. Приходят дети из семей и детских домов, от двух до пяти лет. Но я в основном работаю с детьми младше года. Такие дети проводят в больнице немного времени, максимум три месяца. Иногда за ними могут прийти уже на следующий день.
Утром я прихожу в больницу, умываю, подмываю, переодеваю. Делаю специальную зарядку. Каждому подбираю одежду, стараюсь, чтобы все было красиво и сочеталось по цветам. Совсем маленьких детей достаточно погладить, и они сразу засыпают. Те, что постарше, хотят играть и общаться. При мне спят только месячные дети, остальные хотят получить максимум за те пять часов, что рядом. Они привыкли находиться одни и засыпают, стоит мне только выйти.
Случаются победы. Алисе был почти годик, а она боялась ходить. Мы поставили ее на ходунки, и скоро она научилась бегать. Алису привели уже во второй раз: сначала из больницы забрал дедушка, а потом понял, что не справляется. С тех пор она выросла, радуется моему приходу, кричит командирским голосом. Когда играем слишком долго, требует включить ей «Машу и медведя».
У Арсения синдром Дауна, но он очень веселый и совсем немного отстает в развитии. В год и девять месяцев стоит в кроватке, ступает шаг за шагом. Я научила его говорить «дай пять». Иногда поступают дети без имени, и я зову их по-своему. Одну девочку назвала Машей, но опека потом дала ей другое имя.
Я получаю от этой работы невероятную отдачу. Когда вкладываешь в детей эмоции — они расцветают. Тем, у кого никогда не было благополучной семьи, ужасно не хватает любви и объятий. Этим я и занимаюсь — обнимаю их.
Юлия Петрова
Няня в больнице № 15
Раньше я работала воспитателем в детском саду, но столкнулась с профессиональной усталостью. Во время долгого отпуска пять лет назад подруга предложила мне работу в «Аистенке». Взрослые приходили к кризисному психологу, а я в это время занималась их детьми. Когда одиннадцатой больнице потребовались волонтеры, я отправилась туда, а сейчас ухаживаю за детьми в пятнадцатой.
Чтобы стать няней в больнице, нужно сдать анализы, пройти психиатрическую экспертизу. Необходимо оформить санитарную книжку, регулярно делать флюорографию, кожно-венерологические исследования. Это непростая задача, потому потенциальные волонтеры часто так и не доводят дело до конца, отказываются.
Пятнадцатая больница — инфекционная. Сюда попадают дети с туберкулезом, гепатитом, ВИЧ, венерическими заболеваниями. Это значит, что я всегда в халате, головном уборе и перчатках.
К нам направляют детей, найденных на улице, отказников из родильных домов. Бывает, слышишь по радио: «найден ребенок». И понимаешь, что сегодня будет новый подопечный. Или отец приводит: «мама где-то гуляет, а мне надо на работу». Особенно много детей после рейдов органов опеки. Прошел рейд — и в больницу поступает по двое-трое ребят из одной семьи.
Найденышам я даю имена. Привозят ребенка, а в карте написано: «девочка, 3 килограмма 750 граммов». Это неправильно. Мне нравится имена Иван и Соня, так и зову детей. Однажды ухаживала за мальчиком, подвижным, пытливым, любознательным, звала Ромкой. Потом в нашей школе приемных родителей встретила его будущую маму, и она сказала, что не будет давать ему другого имени. Ромка и Ромка, в точку.
Я работаю всю неделю с двух до семи, иногда по выходным, по ночам. Здесь нужно ингаляцию сделать, здесь с капельницей посидеть. Капельницу малышам ставят в голову. Лежит двухлетний ребенок, бледный, не ест, меняем памперсы каждые полчаса. И вдруг: «Музыку, музыку!» И мы ставим музыку. Еще у меня целая сумка игрушек, фломастеров, карандашей, мыльных пузырей. С девочками постарше пеленаем куклу.
Без няни медсестрам тяжело. Они любят детей, но в больнице лежат не только отказники, но и мамы с детьми. Каждому нужно дать лекарства, поставить капельницу, закрепить катетер, который дети постоянно вырывают, покормить и переодеть тех, кто без мамы. Сил едва хватает на элементарные функции.
Я прихожу и купаю детей вечерами, успокаиваю и кормлю перед сном. И вижу, как боязливые становятся ласковыми, как догоняют сверстников в развитии. Вот ребенок сам сел, перевернулся, пошел. Но есть и сложности. Однажды поступила девочка двух лет, пережившая насилие. Она просто лежала в кроватке и смотрела в потолок, ни на кого не реагировала. Я посоветовалась с психологами и в итоге нашла к ней подход: мы рисовали вместе.
Поначалу расставаться с детьми было сложно. А сейчас я настроила себя, что это просто такая работа. И если собрать все мои отчеты, получится, что за последний год я ухаживала за 60 детьми.
В среднем здоровый ребенок проводит в больнице девять-десять дней. По сравнению со 100-120 днями десять лет назад это прорыв. ОТ ДЕТЕЙ СТАЛИ МЕНЬШЕ ОТКАЗЫВАТЬСЯ, ЭТО ФАКТ: если в 2009 году в Екатеринбурге было 192 отказника, то в 2016-м — 55. Но и этим детям, и на короткий промежуток времени нужны внимание и забота».
Лариса Рожкова
Замначальника управления здравоохранения Екатеринбурга
«Первый год — самый важный в жизни ребенка. Он рождается и за один год из горизонтального положения переходит в вертикальное, от безэмоционального состояния — к речи, от простого сосания — к нормальной пище. И если ребенок рождается весом в среднем три килограмма, то к концу года он утраивает свою массу.
Когда такой ребенок попадает в больницу, главная задача медсестры и врача — поддерживать его здоровье. Больницы не предназначены для длительного проживания детей. Конечно, чтобы когнитивные функции ребенка развивались, ему нужна няня, а не врач, и здесь на помощь приходят волонтеры и благотворительные организации. „Аистенок“, в частности, проделывает огромную работу. Меня потрясает, что волонтерами становятся и бездетные, совсем молодые девушки, и пожилые обеспеченные женщины.
В среднем здоровый ребенок проводит в больнице девять-десять дней. По сравнению со 100-120 днями десять лет назад это прорыв. От детей стали меньше отказываться, это факт: если в 2009 году в Екатеринбурге было 192 отказника, то в 2016-м — 55. Но и этим детям, и на короткий промежуток времени нужны внимание и забота».
